читать дальше
Я содрал наушники и откинулся на спинку стула. Напряжение последних минут, резко схлынув, оставляло в голове пустоту, в этой пустоте перекатывались только что отшумевшие голоса и звуки боя…
Три взрыва, слившиеся в один, огонь группы В из бластеров по окнам, крики внутри дома, топот ног, стрельба… «Один на лестнице – уничтожен! Один в коридоре – уничтожен!.. Боец ранен, коридор два!..». Снова выстрелы и топот ног, взрыв шумовой гранаты, крики. Внезапная тишина, в которой только ещё раздаются отдельные крики перепуганных людей. Голос Шаффа: «Зигфрид, ты сбоку от него, у тебя будет линия огня, я его отвлеку. Готов?» - «Секунду. Готов» - «Пошёл!» - Выстрел, крик женщины; судя по звуку, Шафф отшвыривает её с дороги, потом почти не сбившимся голосом сообщает: «Один уничтожен на лестничной площадке». Стрельба прекращена, но… «Ещё два налётчика не поражены», - включаюсь я в сеть. – «Удерживайте заложников в здании. Всех проверить!». Шаги, звуки резких движений, которые делают напуганные люди… «Показать руки! Поднять голову!»… «Шнайдер», - включается Минский. – «Застреленный заложник – на самом деле один из налётчиков» - «Понятно. Поправка – один налётчик не поражён» - «Не двигаться с места! Показать руки! Голову вверх!» - «Нет, он ещё почти ребёнок!» - Выстрел. Женский крик. Явно истерика. Шафф, судя по звуку, кладёт на стол оружие, отнятое у последнего бандита, и говорит. – «Все налётчики поражены. Дом взят».
Прошло, видимо, лишь несколько секунд, в течение которых я позволил себе слишком сильно расслабиться. Во всяком случае, прежде, чем мне напомнили о моих обязанностях, я натянул наушники и поинтересовался:
- Как раненый?
- Никак, - мрачный голос полицейского врача. – Истёк кровью. Бедренная артерия в клочья.
- Кто? – включился со своей стороны Гемпель.
- Юрген фон Хальб, - сообщил Шафф. – Мы не могли остановиться. Доусон, прикрываясь заложницей, отходил к дальней лестнице, мы с Зигфридом преследовали. Остальные были дальше, искали уцелевших налётчиков. Когда подбежали и вытащили его из здания, уже было поздно.
Вот и первый бой. А для Юргена, как оказалось, последний. Все заложники, судя по продолжающимся переговорам, живы, хотя захваченный налётчиками патрульный сильно избит, а некоторые люди в психологическом шоке или получили лёгкие ранения от обломков мебели и осколков стекла.
Я вызвал на экран программу для официальных внешних рассылок. Раздел «Извещения». Извещения о гибели при выполнении боевого задания. Стандартный бланк. С учётом графы «семейное положение» в базе данных, компьютер заполнил три бланка. «С прискорбием извещаем Вас, что Ваш сын (брат), героически исполняя свой долг…». Рассылку на брата я заблокировал, две другие отправил. Через штаб. Магдалена должна проверить, а фон Штрайт утвердить. Впрочем, вряд ли это займёт больше нескольких минут. Кстати, о брате…
- Что с Йозефом?
- В норме, насколько после этого можно быть в норме, - ответил голос Фалька. – Оружие я у него на всякий случай забрал. Отправил с Вальтером обратно в полк.
Я встал со стула. Голова закружилась, взялся за край стола, проморгался от пятен перед глазами, подошёл к окну. Во дворе стояла машина медиков, к ней как раз подкатывали тележку, закрытую тёмной тканью. От стены дома отделились люди в чёрной форме, встали полукольцом вокруг тележки, а самый широкоплечий из них на секунду отдёрнул ткань с белого неподвижного лица. На миг все замерли по стойке «смирно», потом Шафф закрыл лицо покойного фон Хальба обратно.
Нам тоже надо возвращаться в полк. Разбор операции, похороны погибшего, поиск нового бойца на замену из числа тех, кто сейчас проходит отбор… Совсем некстати накатывалось оцепенение и отупение. Впрочем, все деловые вопросы Штрайт, наверное, позволит отложить… Лёгок на помине! Я вздрогнул от прикосновения к плечу. То мне казалось, особенно с этими приборами, что я вижу на триста шестьдесят градусов вокруг и сквозь стены, а минуту спустя расслабился и пропустил приближение человека, который даже не думал ко мне незаметно подкрадываться.
- На десять часов свободен. Доедешь или довезти?
- На автоматике доеду. Сам всё равно не поведу в таком состоянии.
От участия в похоронах я отмазался, сославшись на то, что моя очередь дежурить в штабе. Ещё в Старом Рейхе мне несколько раз приходилось сопровождать тела погибших офицеров и встречаться с их родными, и это была, пожалуй, самая худшая часть службы. И, вообще, потом военные, наверное, отправятся пить в своём кругу, а мне пока что врач запретил. Когда я об этом вспомнил, мне жутко захотелось выпить, но, к счастью, лишь на несколько минут. Потом прошло. Хорошо, что бара в штабе нет – фон Штрайт, кажется, тоже неодобрительно относится к пьянству – а идти куда-то дежурство не позволяет. Оказывается, не пить можно и даже не очень трудно – главное, первый порыв перетерпеть.
Дежурство в штабе состоит из ожидания каких-нибудь сообщений – они, к счастью, редко бывают важными – а также из работы над теми документами, которые не успел обработать за свою обычную смену. Скучно, но время занимает. Пока работаешь, кажется, что время еле ползёт, а закончишь – надо же, как быстро день прошёл!
Следующий информационный пакет был из военной полиции – как раз такой, что пометки «срочно» не содержал, и я оставил его на потом… Интересно, кстати, почему не содержал? Подручные Кесслера прислали мне результаты расследования по деятельности Элеоноры фон Лихтенладе на периферии и по тем людям, с которыми она хотя бы один раз встречалась. По людям Гриффорда Хаттона расследование всё ещё шло: он, всё-таки, куда больше и куда осторожнее работал в своё время. Я дочитал выжимку из отчёта, выдохнул и посмотрел на время в углу экрана. Пакет был последним, ничего срочного не намечалось, а двадцать минут куда-то деть надо было. Так что я загнал новые имена и портреты людей в программу, которая помогала их учить – показывала фотографии и подписи под ними, требуя определить, правильная подпись или нет. На всякий случай ещё и проговаривал про себя.
- Элеонора фон Лихтенладе (тут в разных вариантах грима), Дитрих Краузе, Вильгельм фон Риффер – бип! Неверно! – Эльфрида фон Кольрауш, Симон Бёме, Торнвальд фон Тауберг, Клаус Бельман – бип! Неверно! – Вацлав Шепский…
Хорошая программа, особенно с моей-то памятью на лица. Только раздражает, когда она свой «бип!» издаёт. У меня так излишне часто, пожалуй. Но волей-неволей запоминаешь в конце концов. Фон Штрайт, когда я попросил её установить, предлагал ещё подсоединить устройство, которое бы при неверном ответе било током – несильно, но ощутимо. Шутил, надеюсь.
- Торнвальд фон Тауберг, Гризельда Бецки, Вацлав Шепский – бип! – Клаус Бельман…
Не из записок
читать дальше
Юный Эрих фон Норберг, привезённый Элеонорой на «Гидру – восемь», в свои четырнадцать лет выглядел на шестнадцать и почти догнал Клауса Бельмана в росте. Через год-другой должен был и обогнать. В остальном троюродный брат Элеоноры и двоюродный – Эльфриды, был обычным подростком, явно успевшим за время путешествия без памяти втюриться в явившуюся за ним ещё при жизни светловолосую валькирию с мечом и бластером. Страшная вещь – первые чувства. Но ни говорить об этом, ни, тем более, действовать он явно не решался. Что, в общем, тоже неудивительно. И довольно благоразумно: новый помощник Клауса по станции, Вацлав Шепский, контрабандист из Союза, до сих пор берёг по возможности правую руку – за некуртуазное ухаживание при первом знакомстве Элеонора сломала ему ключицу. Шепский, впрочем, оказался человеком необидчивым и тот случай вспоминал с юмором: дескать, буду думать в следующий раз, прежде чем руки распускать. Особенно, если и другие женщины Внешних Миров хоть немного похожи на Элеонору.
На что похожа жизнь Внешних Миров Клаус ещё толком не понял, так как до сих пор безвылазно сидел на станции. Всякие материалы, конечно, читал и смотрел, но разобраться в них пока толком не получилось. Ясно пока было одно: здесь, что ни планета, то норов, что ни база, то обычай. Слишком уж разносортное и разновременное по времени прибытия население.
- Причём, в ближайшее время появится очень много нового народу, - добавила Эльфрида, когда Клаус сообщил ей своё мнение. – Особенно из Нойе Ланда. Все, кто не уживётся с режимом Лоэнграммов, рано или поздно начнут искать, куда можно от него свалить… Ну, кроме тех, кто решит бороться прямо по месту проживания.
- А что ты собираешься делать?
- Я дала клятву, - холодно сказала Элеонора. – Меня с династией Лоэнграммов примирит только смерть. Моя. Или их поражение. Жизнь им в этом случае я согласна оставить.
Слышать это было бы смешно, если бы не было… жутко. Действительно жутко, подумал Клаус. Всё-таки людей не поймёшь: вроде бы большую часть времени нормальный человек, и дай боги, чтобы все были такими нормальными. А потом – щёлк, и девушка чуть за двадцать на полном серьёзе собирается воевать с державой, население которой около сорока миллиардов человек, а флот насчитывает сотни тысяч кораблей и десятки миллионов солдат. И великодушно соглашается оставить жизнь правителям, если они сдадутся на её милость.
- Собираешься искать мстителей вроде тебя? Ты уверена, что им это нужно? Даже тем, кто пока ещё горит гневом и даже справедливым?
- Я никого не тащу за собой силой, - Элеонора посмотрела в сторону. Когда повернулась обратно, её лицо уже снова стало спокойным.
- Некоторые тащаться за тобой сами, всё равно что на привязи, - заметил Бельман. – Ты не обращала внимание, как твой новообретённый родственник на тебя смотрит? Его теперь даже силой отсюда не выгонишь, он по доброй воле за тобой в любое пекло полезет.
- А что мне было делать? Он же не просто так отказался от амнистии. Мало ли что мог бы там натворить или попытаться натворить. А ничего не умея это просто способ свернуть себе шею.
- Умея – сплошь и рядом тоже, - Клаус вспомнил про покойного Грифа уже когда рот открыл, но сдержаться не смог. А вот глаза Элеоноры похолодели лишь на мгновение – она, всё-таки, умела быстро брать себя в руки. А может наиболее острая боль уже прошла. У всех людей это проходит по-разному и с разной скоростью. Но у большинства проходит, к счастью. Жаль, некоторые другие заскоки не проходят.
- Научиться в любом случае нелишне будет, особенно мужчине, - пожала плечами девушка. – Я его всё равно в ближайшее время ни в какие опасные места ни тащить, ни пускать не собираюсь. А там виднее будет. И мне, и ему.
- А тебе видно, что он, когда ты рядом оказываешься, просто в транс впадает?
- И что? – как ни странно, Элеонора заметно разозлилась именно на этом месте. – Пусть больше тренируется и… душ холодный принимает, - похоже она собиралась выразиться грубее, но в последний момент сдержалась. – Можешь при случае объяснить ему, что от любви не умирают. Уж к счастью там или к сожалению.
Я содрал наушники и откинулся на спинку стула. Напряжение последних минут, резко схлынув, оставляло в голове пустоту, в этой пустоте перекатывались только что отшумевшие голоса и звуки боя…
Три взрыва, слившиеся в один, огонь группы В из бластеров по окнам, крики внутри дома, топот ног, стрельба… «Один на лестнице – уничтожен! Один в коридоре – уничтожен!.. Боец ранен, коридор два!..». Снова выстрелы и топот ног, взрыв шумовой гранаты, крики. Внезапная тишина, в которой только ещё раздаются отдельные крики перепуганных людей. Голос Шаффа: «Зигфрид, ты сбоку от него, у тебя будет линия огня, я его отвлеку. Готов?» - «Секунду. Готов» - «Пошёл!» - Выстрел, крик женщины; судя по звуку, Шафф отшвыривает её с дороги, потом почти не сбившимся голосом сообщает: «Один уничтожен на лестничной площадке». Стрельба прекращена, но… «Ещё два налётчика не поражены», - включаюсь я в сеть. – «Удерживайте заложников в здании. Всех проверить!». Шаги, звуки резких движений, которые делают напуганные люди… «Показать руки! Поднять голову!»… «Шнайдер», - включается Минский. – «Застреленный заложник – на самом деле один из налётчиков» - «Понятно. Поправка – один налётчик не поражён» - «Не двигаться с места! Показать руки! Голову вверх!» - «Нет, он ещё почти ребёнок!» - Выстрел. Женский крик. Явно истерика. Шафф, судя по звуку, кладёт на стол оружие, отнятое у последнего бандита, и говорит. – «Все налётчики поражены. Дом взят».
Прошло, видимо, лишь несколько секунд, в течение которых я позволил себе слишком сильно расслабиться. Во всяком случае, прежде, чем мне напомнили о моих обязанностях, я натянул наушники и поинтересовался:
- Как раненый?
- Никак, - мрачный голос полицейского врача. – Истёк кровью. Бедренная артерия в клочья.
- Кто? – включился со своей стороны Гемпель.
- Юрген фон Хальб, - сообщил Шафф. – Мы не могли остановиться. Доусон, прикрываясь заложницей, отходил к дальней лестнице, мы с Зигфридом преследовали. Остальные были дальше, искали уцелевших налётчиков. Когда подбежали и вытащили его из здания, уже было поздно.
Вот и первый бой. А для Юргена, как оказалось, последний. Все заложники, судя по продолжающимся переговорам, живы, хотя захваченный налётчиками патрульный сильно избит, а некоторые люди в психологическом шоке или получили лёгкие ранения от обломков мебели и осколков стекла.
Я вызвал на экран программу для официальных внешних рассылок. Раздел «Извещения». Извещения о гибели при выполнении боевого задания. Стандартный бланк. С учётом графы «семейное положение» в базе данных, компьютер заполнил три бланка. «С прискорбием извещаем Вас, что Ваш сын (брат), героически исполняя свой долг…». Рассылку на брата я заблокировал, две другие отправил. Через штаб. Магдалена должна проверить, а фон Штрайт утвердить. Впрочем, вряд ли это займёт больше нескольких минут. Кстати, о брате…
- Что с Йозефом?
- В норме, насколько после этого можно быть в норме, - ответил голос Фалька. – Оружие я у него на всякий случай забрал. Отправил с Вальтером обратно в полк.
Я встал со стула. Голова закружилась, взялся за край стола, проморгался от пятен перед глазами, подошёл к окну. Во дворе стояла машина медиков, к ней как раз подкатывали тележку, закрытую тёмной тканью. От стены дома отделились люди в чёрной форме, встали полукольцом вокруг тележки, а самый широкоплечий из них на секунду отдёрнул ткань с белого неподвижного лица. На миг все замерли по стойке «смирно», потом Шафф закрыл лицо покойного фон Хальба обратно.
Нам тоже надо возвращаться в полк. Разбор операции, похороны погибшего, поиск нового бойца на замену из числа тех, кто сейчас проходит отбор… Совсем некстати накатывалось оцепенение и отупение. Впрочем, все деловые вопросы Штрайт, наверное, позволит отложить… Лёгок на помине! Я вздрогнул от прикосновения к плечу. То мне казалось, особенно с этими приборами, что я вижу на триста шестьдесят градусов вокруг и сквозь стены, а минуту спустя расслабился и пропустил приближение человека, который даже не думал ко мне незаметно подкрадываться.
- На десять часов свободен. Доедешь или довезти?
- На автоматике доеду. Сам всё равно не поведу в таком состоянии.
От участия в похоронах я отмазался, сославшись на то, что моя очередь дежурить в штабе. Ещё в Старом Рейхе мне несколько раз приходилось сопровождать тела погибших офицеров и встречаться с их родными, и это была, пожалуй, самая худшая часть службы. И, вообще, потом военные, наверное, отправятся пить в своём кругу, а мне пока что врач запретил. Когда я об этом вспомнил, мне жутко захотелось выпить, но, к счастью, лишь на несколько минут. Потом прошло. Хорошо, что бара в штабе нет – фон Штрайт, кажется, тоже неодобрительно относится к пьянству – а идти куда-то дежурство не позволяет. Оказывается, не пить можно и даже не очень трудно – главное, первый порыв перетерпеть.
Дежурство в штабе состоит из ожидания каких-нибудь сообщений – они, к счастью, редко бывают важными – а также из работы над теми документами, которые не успел обработать за свою обычную смену. Скучно, но время занимает. Пока работаешь, кажется, что время еле ползёт, а закончишь – надо же, как быстро день прошёл!
Следующий информационный пакет был из военной полиции – как раз такой, что пометки «срочно» не содержал, и я оставил его на потом… Интересно, кстати, почему не содержал? Подручные Кесслера прислали мне результаты расследования по деятельности Элеоноры фон Лихтенладе на периферии и по тем людям, с которыми она хотя бы один раз встречалась. По людям Гриффорда Хаттона расследование всё ещё шло: он, всё-таки, куда больше и куда осторожнее работал в своё время. Я дочитал выжимку из отчёта, выдохнул и посмотрел на время в углу экрана. Пакет был последним, ничего срочного не намечалось, а двадцать минут куда-то деть надо было. Так что я загнал новые имена и портреты людей в программу, которая помогала их учить – показывала фотографии и подписи под ними, требуя определить, правильная подпись или нет. На всякий случай ещё и проговаривал про себя.
- Элеонора фон Лихтенладе (тут в разных вариантах грима), Дитрих Краузе, Вильгельм фон Риффер – бип! Неверно! – Эльфрида фон Кольрауш, Симон Бёме, Торнвальд фон Тауберг, Клаус Бельман – бип! Неверно! – Вацлав Шепский…
Хорошая программа, особенно с моей-то памятью на лица. Только раздражает, когда она свой «бип!» издаёт. У меня так излишне часто, пожалуй. Но волей-неволей запоминаешь в конце концов. Фон Штрайт, когда я попросил её установить, предлагал ещё подсоединить устройство, которое бы при неверном ответе било током – несильно, но ощутимо. Шутил, надеюсь.
- Торнвальд фон Тауберг, Гризельда Бецки, Вацлав Шепский – бип! – Клаус Бельман…
Не из записок
читать дальше
Юный Эрих фон Норберг, привезённый Элеонорой на «Гидру – восемь», в свои четырнадцать лет выглядел на шестнадцать и почти догнал Клауса Бельмана в росте. Через год-другой должен был и обогнать. В остальном троюродный брат Элеоноры и двоюродный – Эльфриды, был обычным подростком, явно успевшим за время путешествия без памяти втюриться в явившуюся за ним ещё при жизни светловолосую валькирию с мечом и бластером. Страшная вещь – первые чувства. Но ни говорить об этом, ни, тем более, действовать он явно не решался. Что, в общем, тоже неудивительно. И довольно благоразумно: новый помощник Клауса по станции, Вацлав Шепский, контрабандист из Союза, до сих пор берёг по возможности правую руку – за некуртуазное ухаживание при первом знакомстве Элеонора сломала ему ключицу. Шепский, впрочем, оказался человеком необидчивым и тот случай вспоминал с юмором: дескать, буду думать в следующий раз, прежде чем руки распускать. Особенно, если и другие женщины Внешних Миров хоть немного похожи на Элеонору.
На что похожа жизнь Внешних Миров Клаус ещё толком не понял, так как до сих пор безвылазно сидел на станции. Всякие материалы, конечно, читал и смотрел, но разобраться в них пока толком не получилось. Ясно пока было одно: здесь, что ни планета, то норов, что ни база, то обычай. Слишком уж разносортное и разновременное по времени прибытия население.
- Причём, в ближайшее время появится очень много нового народу, - добавила Эльфрида, когда Клаус сообщил ей своё мнение. – Особенно из Нойе Ланда. Все, кто не уживётся с режимом Лоэнграммов, рано или поздно начнут искать, куда можно от него свалить… Ну, кроме тех, кто решит бороться прямо по месту проживания.
- А что ты собираешься делать?
- Я дала клятву, - холодно сказала Элеонора. – Меня с династией Лоэнграммов примирит только смерть. Моя. Или их поражение. Жизнь им в этом случае я согласна оставить.
Слышать это было бы смешно, если бы не было… жутко. Действительно жутко, подумал Клаус. Всё-таки людей не поймёшь: вроде бы большую часть времени нормальный человек, и дай боги, чтобы все были такими нормальными. А потом – щёлк, и девушка чуть за двадцать на полном серьёзе собирается воевать с державой, население которой около сорока миллиардов человек, а флот насчитывает сотни тысяч кораблей и десятки миллионов солдат. И великодушно соглашается оставить жизнь правителям, если они сдадутся на её милость.
- Собираешься искать мстителей вроде тебя? Ты уверена, что им это нужно? Даже тем, кто пока ещё горит гневом и даже справедливым?
- Я никого не тащу за собой силой, - Элеонора посмотрела в сторону. Когда повернулась обратно, её лицо уже снова стало спокойным.
- Некоторые тащаться за тобой сами, всё равно что на привязи, - заметил Бельман. – Ты не обращала внимание, как твой новообретённый родственник на тебя смотрит? Его теперь даже силой отсюда не выгонишь, он по доброй воле за тобой в любое пекло полезет.
- А что мне было делать? Он же не просто так отказался от амнистии. Мало ли что мог бы там натворить или попытаться натворить. А ничего не умея это просто способ свернуть себе шею.
- Умея – сплошь и рядом тоже, - Клаус вспомнил про покойного Грифа уже когда рот открыл, но сдержаться не смог. А вот глаза Элеоноры похолодели лишь на мгновение – она, всё-таки, умела быстро брать себя в руки. А может наиболее острая боль уже прошла. У всех людей это проходит по-разному и с разной скоростью. Но у большинства проходит, к счастью. Жаль, некоторые другие заскоки не проходят.
- Научиться в любом случае нелишне будет, особенно мужчине, - пожала плечами девушка. – Я его всё равно в ближайшее время ни в какие опасные места ни тащить, ни пускать не собираюсь. А там виднее будет. И мне, и ему.
- А тебе видно, что он, когда ты рядом оказываешься, просто в транс впадает?
- И что? – как ни странно, Элеонора заметно разозлилась именно на этом месте. – Пусть больше тренируется и… душ холодный принимает, - похоже она собиралась выразиться грубее, но в последний момент сдержалась. – Можешь при случае объяснить ему, что от любви не умирают. Уж к счастью там или к сожалению.
@темы: Легенда о героях Галактики