читать дальшеДо сих пор я не встречал дураков в военной полиции. Редкостные сволочи попадались, а вот дураки – нет. Но всё когда-то случается впервые. Так что вылезая из машины, я ругался на чём свет стоит. И от злости, и от облегчения.
- Ну ведь можно же было подумать хоть немного, сотню ётунов вам в глотку!
- Виноват, господин коммодор, - лейтенант, который привёз меня на базу вблизи орбитального лифта, стоял навытяжку, одновременно пытаясь преданно смотреть на начальство и извиняясь – на меня. – Был приказ – доставить с максимальными мерами секретности и безопасности. Я потому и потребовал от господина фон Шнайдера отдать бластер и коммуникатор.
- Я бывший мятежник, мать вашу, - я перевёл дыхание, но на новый раунд ругани меня уже не хватило. Запал кончился. – Что я, по-вашему, должен был подумать? Даже я в первую минуту решил, что это арест. А если кто-то это видел в окно или по камерам наружного наблюдения, то тем более так подумал. Ваше счастье, что в отделе почти никого не было, и вовсе никого во дворе. А ну как и до дружественного огня дошло бы?
- Это правильно называется «огонь по своим», - наконец хоть что-то озвучил и незнакомый коммодор. До этого он, видимо, предпочитал дать мне выговориться. Умный человек, не то, что его подчинённый.
- Мне больше нравится буквальный перевод, - хмыкнул я. – Показывает всю меру абсурда. Так можно, наконец, узнать, зачем я так срочно понадобился?
Срочно я понадобился потому, что у военной полиции не хватало специалистов по системам наблюдения и информационной обработке, и их стягивали в орбитальный порт со всех силовых структур, имевшихся на Феззане.
Феззанский орбитальный порт! Астероид на стационарной орбите, со множеством уровней, хозяйственных помещений, портов, увеселительных заведений и т.д. Многоуровневый лабиринт, в котором системы наблюдения делали сплошь и рядом с таким расчётом, чтобы официальные органы не увидели лишнего. Во многом это и до сих пор так оставалось. Какие-то системы обновили, какие-то проложили заново, но, по большей части основываясь на уже имевшихся сетях. Тут действительно: собери всех наблюдателей, какие есть, и всё равно мало будет.
Но Ульрих Кесслер решил перестраховаться: кронпринцесса Аннерозе фон Грюнвальд и Антон Фернер, преемник покойного Оберштайна, провожали адмирала Мюллера с миссией в автономию Баалат. В принципе, провождать такого важного представителя могли бы даже кайзерин и премьер-министр Миттермайер. Но Кесслер и Фернер настояли на том, что в условиях «повышенной террористической опасности» это слишком большой риск. Я бы на месте Элеоноры и Гриффорда Хаттона возгордился. Не каждый раз из-за двух террористов заявляют о «повышенной опасности».
В полном напряжении мы находились почти сутки. Сначала я ещё думал, как бы известить сослуживцев, что я на самом деле не арестован, но очень быстро стало не до того. Получать данные с планеты и камер наблюдения, а также наблюдателей из охраны, сравнивать, сопоставлять. Пытаться проследить любые странности в порту и сообщить о них командованию. И всё – с незнакомыми людьми и незнакомой аппаратурой.
Когда звездолёт адмирала Мюллера и корабли конвоя отчалили, напряжение стало спадать. Тех, кто просидел дольше других и больше всех устал, снимали с наблюдения, на их место сажали пусть менее опытных, но и меньше уставших. А я решил прогуляться. Старая система в секторе аварийной эвакуации барахлила, и её всё равно надо было проверить. Я взял лейтенанта-кибертехника из военной полиции и сказал, что выясню сам, что там происходит. Судя по данным с камер, Антон Фернер и Аннерозе фон Грюнвальд в это время уже шли к орбитальному лифту.
Мы с лейтенантом уже шли к выходу, когда зазвучал сигнал тревоги.
На экранах всё было хорошо видно. В первые несколько секунд… Наблюдатель в пассажирском зале опознал по антропометрии Грифа Хаттона. Не наверняка, но когда попытался его задержать, стало ясно – так и есть. Гриф швырнул какую-то коробку в сторону бросившихся к нему оперативников военной полиции и всполошившихся пассажиров. Один с криком «Прощайте, братцы!» бросился на неё и закрыл своим телом, остальные шарахнулись в стороны. Коробка не взорвалась, но это дало Грифу несколько секунд, которыми он распорядился по полной программе. Проскочил к двери технических помещений, прострелил из бластера замок, а потом бластером же заварил его с обратной стороны. Достал какую-то штуку, похожую на пульт, что-то нажал – по экранам и объёмным схемам порта стала расползаться тьма.
Проклятье! Хаттон работал на Рубинского, а потом ещё боги знают на кого. Наверняка не один раз покидал втайне орбитальный порт и прибывал на него. И, возможно, какие-то чрезвычайные меры готовил ещё до завоевания Феззана. А большая часть наших систем наблюдения просто подключена к прежним феззанским или провешена вдоль них.
- Группы по направлениям отхода! – скомандовал кто-то. – Шнайдер, Кобленц! Задание прежнее – проверить и восстановить систему связи и наблюдения в секторе эвакуации!
Тут уж мешкать не приходилось.
Детектор уколол руку разрядом и вспыхнул красным. Я поспешно поставил бластер на предохранитель. Зефир-поле! Если кто-нибудь выстрелит в нём, или просто приведёт в действие квантовый взрыватель, нас всех будут опознавать по обгорелым клочьям тел. Интересно, есть ли у кого-то из полицейских при себе пулевое оружие? Чёрт, мне надо заботиться совсем о другом: есть ли оно у тех, кто включил поле? Обычная химическая взрывчатка, без ионных усилителей, не вызовет зефир-детонации… Чёрт, Элеонора фон Лихтенладе делала взрывные устройства, а Гриф Хаттон – её учитель… У меня возникло тошнотворное чувство, словно мне предложили голыми руками драться с закованным в доспехи покойным Овлессером…
…Выскочив из зефир-поля, мы чуть не перестреляли друг друга – все были на взводе. К счастью, я раньше видел Кесслера, а он видел меня. В первые несколько секунд детектор ещё отмечал поле, в котором стрелять нельзя – и потому Кесслер вынул кинжал. Потом мы перебежали на другую половину зала, детектор перестал работать, а мы узнали друг друга. С Кесслером была кронпринцесса фон Грюнвальд. Всё ещё в траурном платье, но уже без вуали. Не будь такой острой ситуации, я бы даже обрадовался, что увидел её снова. На редкость красивая женщина, всё-таки.
- Я приказал разделиться группам охраны, на случай, если это теракт, - наспех объяснил Кесслер. – Фернер пошёл к лифту, он намерен устроить засаду. Мы пошли к сектору эвакуации. Возьмём эвакуационную капсулу, выбросимся на орбиту и будем ждать, пока нас подберёт военный корабль. В крайнем случае, сядем на планету. Вы управляли капсулой? – повернулся он ко мне.
- Да, - в обязанности адъютанта входит и эвакуация командования с повреждённого флагмана.
- А вы? – это уже офицеру военной полиции.
- Нет, господин адмирал.
- Ясно. Шнайдер со мной. Вы перекройте тоннели, насколько хватит людей. Подоспеет подкрепление – посылайте за нами. Пойдёмте, госпожа фон Грюнвальд, тут уже недалеко.
Так мы и вышли втроём на грузовую линию. Кесслер держал наготове бластер, а я вертел головой по сторонам, стараясь вспомнить схему сектора. Связь по-прежнему не работала. Где-то за нашей спиной военники старательно перекрывали коридор за коридором, чтобы террористы, сколько бы их ни было, не могли просочиться следом за нами. Но теоретически, если Хаттон нигде не останавливался и знал на память расположение коридоров, он мог быть и впереди. И поэтому Кесслер не снимал палец со спускового крючка.
- Не стреляйте, - спокойно сказала госпожа фон Грюнвальд. Именно она увидела светловолосую женщину на галерее по ту сторону грузового жёлоба, когда мы с Кесслером старательно пялились в отверстия проходов справа и слева.
Кесслер повернулся, вскидывая бластер… и не закончил поворот. Потому что бластер в руке Элеоноры фон Лихтенладе уже смотрел в сторону Аннерозе фон Грювальд. Командующий военной полицией замер. Я тоже не пытался выхватить оружие из кобуры. У меня-то реакция хуже, чем у Кесслера. Если он не успеет, то я – тем более.
- Элеонора, - так же спокойно, словно ей в лицо не целились из пистолета, продолжила Аннерозе. – Чего вы хотите?
- Ничего, - голос у девушки был хриплый. Сорвала, что ли, недавно? – И меня не интересует, что вы хотите сказать. Стойте и не двигайтесь. Все.
- Нам нет нужды продолжать вражду, - сказала Аннерозе. – Я сожалею о ваших потерях, госпожа фон Лихтенладе. Но мы не в силах вернуть прошлого. Мы можем жить в настоящем. Жить, а не убивать и умирать. Послушайте…
- Я не желаю слушать. Ваше великодушие делает вам честь, ваше высочество, - теперь издевки в голосе не уловил бы только глухой. – Но я не тот человек, который достоин с вами говорить. Вы – принцесса правящего дома, я – шлюха и убийца. Что может быть общего между нами?
Чёрт. Так говорит человек, который накручивает себя. Элеонора не хочет стрелять, но не хочет и уходить просто так. Её ненависть требует выхода – и кто знает, какой выход она сочтёт правильным? Особенно в таком состоянии, в котором люди творят что угодно. А потом иной раз вешаются или стреляются, осознав, что натворили.
На галерее послышались шаги. Взгляд Элеоноры фон Лихтенладе метнулся в сторону, ствол тоже чуть сместился.
Гриффорд. Это был он. На мгновение Элеонора расслабилась.
Но Кесслер пришёл в движение, едва понял, что ствол бластера не направлен точно на кронпринцессу. Два террориста прямо напротив Аннерозе фон Грюнвальд. Естественно, Кесслер выбрал самого опасного, со своей точки зрения…
…Никогда не испытывал желания увидеть подобную дуэль, тем более в ней поучаствовать. Первым выстрелил Кесслер, ответным выстрелом кто-то с той стороны отстрелил крепления погрузчика, и адмирал исчез под громоздким механизмом. Вскрикнувшую при виде этого зрелища госпожу фон Грюнвальд я поспешно оттолкнул подальше от линии огня. Через секунду Кесслер вновь появился – он успел прыгнуть в ремонтную нишу, потому и уцелел, только фуражку унесло. Промедли он полсекунды – отхватило бы голову вместе с правой рукой или просто размазало бы в лепёшку по стенке жёлоба. А бластер у него вышибло из рук. Хорошо, что не с кистью вместе оторвало. Но судя по тому, как Кесслер ухватился за бортик сначала левой рукой, правую ему, как минимум, вывихнуло.
Я дёрнулся рукой к оружию и замер. Оно всё равно на предохранителе, и я не успею спустить его. Прямо в нашу сторону смотрело дуло бластера, и, хотя светловолосая девушка на галерее держала его левой рукой и следила за мной только вполглаза, я знал, что она не промахнётся. Она за секунду-другую легко могла застрелить всех нас троих, стоявших внизу. Но сейчас три четверти её внимания принадлежали человеку, сидевшему на металлическом мостике у её ног.
Гриф Хаттон привалился к стене, а кровь толчками выбивалась из отверстия в левой части груди. Он был уже мёртв, и когда Элеонора отвернулась от него и посмотрела в нашу сторону, её взгляд был полон ярости.
Выбравшийся из жёлоба Кесслер сдвинулся вправо, закрывая собой госпожу фон Грюнвальд.
- Ну что?! – голос Элеоноры теперь был действительно криком. – Теперь вы довольны?!
Где-то позади тяжёлые подкованные ботинки грохотали по металлическому настилу. Штурмовая группа была совсем рядом и спешила изо всех сил. Но я понимал, что они не успеют. И не успели бы. Потому что всё остальное заняло меньше секунды.
Я увидел разом и глаза кронпринцессы фон Грюнвальд и отчаянный взгляд обернувшегося Кесслера, словно он хотел закричать «Нет!» - и понял, что сейчас произойдёт. Элеонора целилась именно в Кесслера, который убил Грифа, а Аннерозе собиралась толкнуть адмирала обратно в жёлоб, спасая от выстрела. Но тогда она сама окажется на линии огня.
Я бросился влево и врезался сразу в обоих. Что-то обожгло мне бок, я ударился о край жёлоба, о чей-то локоть, столкнулся с госпожой фон Грюнвальд головами так, что звёзды посыпались из глаз… Впрочем, это были не звёзды, а мелькнувшие перед глазами брызги металла, выбитые вторым выстрелом… Снова удар – это мы повалились в жёлоб, я упал на Аннерозе сверху, а потом на нас навалился успевший опомниться Кесслер. Правый бок болел ужасно.
Сверху стреляли подоспевшие штурмовики, и пока ещё, похоже, ни в кого не попали. И стреляли они хуже Кесслера или Элеоноры, и, видимо, растерялись в первые секунды, не зная что делать – прикрывать нас огнём, спрыгнуть и прикрывать собой, пытаться вытащить?
Из-за навалившегося на меня Кесслера я почти ничего не видел, кроме отражённых в металле вспышек.
- Не вставать! – прошипел Кесслер. – Вы ранены, ваше высочество?
Я понял, что последний стон был моим. Да и предыдущий, наверное, тоже.
- Кажется, нет…
- Это я стонал, - процедил я сквозь зубы. Чёрт, как больно!
Треск бластеров стал тише. Преследуют, что ли? Почему нас не поднимают тогда? Приглушённый чем-то раздался голос Элеоноры:
- Теперь только смерть сможет нас примирить!
Не преследуют ещё, а здесь стреляют… А слышно хуже потому, что я теряю…
- Ну ведь можно же было подумать хоть немного, сотню ётунов вам в глотку!
- Виноват, господин коммодор, - лейтенант, который привёз меня на базу вблизи орбитального лифта, стоял навытяжку, одновременно пытаясь преданно смотреть на начальство и извиняясь – на меня. – Был приказ – доставить с максимальными мерами секретности и безопасности. Я потому и потребовал от господина фон Шнайдера отдать бластер и коммуникатор.
- Я бывший мятежник, мать вашу, - я перевёл дыхание, но на новый раунд ругани меня уже не хватило. Запал кончился. – Что я, по-вашему, должен был подумать? Даже я в первую минуту решил, что это арест. А если кто-то это видел в окно или по камерам наружного наблюдения, то тем более так подумал. Ваше счастье, что в отделе почти никого не было, и вовсе никого во дворе. А ну как и до дружественного огня дошло бы?
- Это правильно называется «огонь по своим», - наконец хоть что-то озвучил и незнакомый коммодор. До этого он, видимо, предпочитал дать мне выговориться. Умный человек, не то, что его подчинённый.
- Мне больше нравится буквальный перевод, - хмыкнул я. – Показывает всю меру абсурда. Так можно, наконец, узнать, зачем я так срочно понадобился?
Срочно я понадобился потому, что у военной полиции не хватало специалистов по системам наблюдения и информационной обработке, и их стягивали в орбитальный порт со всех силовых структур, имевшихся на Феззане.
Феззанский орбитальный порт! Астероид на стационарной орбите, со множеством уровней, хозяйственных помещений, портов, увеселительных заведений и т.д. Многоуровневый лабиринт, в котором системы наблюдения делали сплошь и рядом с таким расчётом, чтобы официальные органы не увидели лишнего. Во многом это и до сих пор так оставалось. Какие-то системы обновили, какие-то проложили заново, но, по большей части основываясь на уже имевшихся сетях. Тут действительно: собери всех наблюдателей, какие есть, и всё равно мало будет.
Но Ульрих Кесслер решил перестраховаться: кронпринцесса Аннерозе фон Грюнвальд и Антон Фернер, преемник покойного Оберштайна, провожали адмирала Мюллера с миссией в автономию Баалат. В принципе, провождать такого важного представителя могли бы даже кайзерин и премьер-министр Миттермайер. Но Кесслер и Фернер настояли на том, что в условиях «повышенной террористической опасности» это слишком большой риск. Я бы на месте Элеоноры и Гриффорда Хаттона возгордился. Не каждый раз из-за двух террористов заявляют о «повышенной опасности».
В полном напряжении мы находились почти сутки. Сначала я ещё думал, как бы известить сослуживцев, что я на самом деле не арестован, но очень быстро стало не до того. Получать данные с планеты и камер наблюдения, а также наблюдателей из охраны, сравнивать, сопоставлять. Пытаться проследить любые странности в порту и сообщить о них командованию. И всё – с незнакомыми людьми и незнакомой аппаратурой.
Когда звездолёт адмирала Мюллера и корабли конвоя отчалили, напряжение стало спадать. Тех, кто просидел дольше других и больше всех устал, снимали с наблюдения, на их место сажали пусть менее опытных, но и меньше уставших. А я решил прогуляться. Старая система в секторе аварийной эвакуации барахлила, и её всё равно надо было проверить. Я взял лейтенанта-кибертехника из военной полиции и сказал, что выясню сам, что там происходит. Судя по данным с камер, Антон Фернер и Аннерозе фон Грюнвальд в это время уже шли к орбитальному лифту.
Мы с лейтенантом уже шли к выходу, когда зазвучал сигнал тревоги.
На экранах всё было хорошо видно. В первые несколько секунд… Наблюдатель в пассажирском зале опознал по антропометрии Грифа Хаттона. Не наверняка, но когда попытался его задержать, стало ясно – так и есть. Гриф швырнул какую-то коробку в сторону бросившихся к нему оперативников военной полиции и всполошившихся пассажиров. Один с криком «Прощайте, братцы!» бросился на неё и закрыл своим телом, остальные шарахнулись в стороны. Коробка не взорвалась, но это дало Грифу несколько секунд, которыми он распорядился по полной программе. Проскочил к двери технических помещений, прострелил из бластера замок, а потом бластером же заварил его с обратной стороны. Достал какую-то штуку, похожую на пульт, что-то нажал – по экранам и объёмным схемам порта стала расползаться тьма.
Проклятье! Хаттон работал на Рубинского, а потом ещё боги знают на кого. Наверняка не один раз покидал втайне орбитальный порт и прибывал на него. И, возможно, какие-то чрезвычайные меры готовил ещё до завоевания Феззана. А большая часть наших систем наблюдения просто подключена к прежним феззанским или провешена вдоль них.
- Группы по направлениям отхода! – скомандовал кто-то. – Шнайдер, Кобленц! Задание прежнее – проверить и восстановить систему связи и наблюдения в секторе эвакуации!
Тут уж мешкать не приходилось.
Детектор уколол руку разрядом и вспыхнул красным. Я поспешно поставил бластер на предохранитель. Зефир-поле! Если кто-нибудь выстрелит в нём, или просто приведёт в действие квантовый взрыватель, нас всех будут опознавать по обгорелым клочьям тел. Интересно, есть ли у кого-то из полицейских при себе пулевое оружие? Чёрт, мне надо заботиться совсем о другом: есть ли оно у тех, кто включил поле? Обычная химическая взрывчатка, без ионных усилителей, не вызовет зефир-детонации… Чёрт, Элеонора фон Лихтенладе делала взрывные устройства, а Гриф Хаттон – её учитель… У меня возникло тошнотворное чувство, словно мне предложили голыми руками драться с закованным в доспехи покойным Овлессером…
…Выскочив из зефир-поля, мы чуть не перестреляли друг друга – все были на взводе. К счастью, я раньше видел Кесслера, а он видел меня. В первые несколько секунд детектор ещё отмечал поле, в котором стрелять нельзя – и потому Кесслер вынул кинжал. Потом мы перебежали на другую половину зала, детектор перестал работать, а мы узнали друг друга. С Кесслером была кронпринцесса фон Грюнвальд. Всё ещё в траурном платье, но уже без вуали. Не будь такой острой ситуации, я бы даже обрадовался, что увидел её снова. На редкость красивая женщина, всё-таки.
- Я приказал разделиться группам охраны, на случай, если это теракт, - наспех объяснил Кесслер. – Фернер пошёл к лифту, он намерен устроить засаду. Мы пошли к сектору эвакуации. Возьмём эвакуационную капсулу, выбросимся на орбиту и будем ждать, пока нас подберёт военный корабль. В крайнем случае, сядем на планету. Вы управляли капсулой? – повернулся он ко мне.
- Да, - в обязанности адъютанта входит и эвакуация командования с повреждённого флагмана.
- А вы? – это уже офицеру военной полиции.
- Нет, господин адмирал.
- Ясно. Шнайдер со мной. Вы перекройте тоннели, насколько хватит людей. Подоспеет подкрепление – посылайте за нами. Пойдёмте, госпожа фон Грюнвальд, тут уже недалеко.
Так мы и вышли втроём на грузовую линию. Кесслер держал наготове бластер, а я вертел головой по сторонам, стараясь вспомнить схему сектора. Связь по-прежнему не работала. Где-то за нашей спиной военники старательно перекрывали коридор за коридором, чтобы террористы, сколько бы их ни было, не могли просочиться следом за нами. Но теоретически, если Хаттон нигде не останавливался и знал на память расположение коридоров, он мог быть и впереди. И поэтому Кесслер не снимал палец со спускового крючка.
- Не стреляйте, - спокойно сказала госпожа фон Грюнвальд. Именно она увидела светловолосую женщину на галерее по ту сторону грузового жёлоба, когда мы с Кесслером старательно пялились в отверстия проходов справа и слева.
Кесслер повернулся, вскидывая бластер… и не закончил поворот. Потому что бластер в руке Элеоноры фон Лихтенладе уже смотрел в сторону Аннерозе фон Грювальд. Командующий военной полицией замер. Я тоже не пытался выхватить оружие из кобуры. У меня-то реакция хуже, чем у Кесслера. Если он не успеет, то я – тем более.
- Элеонора, - так же спокойно, словно ей в лицо не целились из пистолета, продолжила Аннерозе. – Чего вы хотите?
- Ничего, - голос у девушки был хриплый. Сорвала, что ли, недавно? – И меня не интересует, что вы хотите сказать. Стойте и не двигайтесь. Все.
- Нам нет нужды продолжать вражду, - сказала Аннерозе. – Я сожалею о ваших потерях, госпожа фон Лихтенладе. Но мы не в силах вернуть прошлого. Мы можем жить в настоящем. Жить, а не убивать и умирать. Послушайте…
- Я не желаю слушать. Ваше великодушие делает вам честь, ваше высочество, - теперь издевки в голосе не уловил бы только глухой. – Но я не тот человек, который достоин с вами говорить. Вы – принцесса правящего дома, я – шлюха и убийца. Что может быть общего между нами?
Чёрт. Так говорит человек, который накручивает себя. Элеонора не хочет стрелять, но не хочет и уходить просто так. Её ненависть требует выхода – и кто знает, какой выход она сочтёт правильным? Особенно в таком состоянии, в котором люди творят что угодно. А потом иной раз вешаются или стреляются, осознав, что натворили.
На галерее послышались шаги. Взгляд Элеоноры фон Лихтенладе метнулся в сторону, ствол тоже чуть сместился.
Гриффорд. Это был он. На мгновение Элеонора расслабилась.
Но Кесслер пришёл в движение, едва понял, что ствол бластера не направлен точно на кронпринцессу. Два террориста прямо напротив Аннерозе фон Грюнвальд. Естественно, Кесслер выбрал самого опасного, со своей точки зрения…
…Никогда не испытывал желания увидеть подобную дуэль, тем более в ней поучаствовать. Первым выстрелил Кесслер, ответным выстрелом кто-то с той стороны отстрелил крепления погрузчика, и адмирал исчез под громоздким механизмом. Вскрикнувшую при виде этого зрелища госпожу фон Грюнвальд я поспешно оттолкнул подальше от линии огня. Через секунду Кесслер вновь появился – он успел прыгнуть в ремонтную нишу, потому и уцелел, только фуражку унесло. Промедли он полсекунды – отхватило бы голову вместе с правой рукой или просто размазало бы в лепёшку по стенке жёлоба. А бластер у него вышибло из рук. Хорошо, что не с кистью вместе оторвало. Но судя по тому, как Кесслер ухватился за бортик сначала левой рукой, правую ему, как минимум, вывихнуло.
Я дёрнулся рукой к оружию и замер. Оно всё равно на предохранителе, и я не успею спустить его. Прямо в нашу сторону смотрело дуло бластера, и, хотя светловолосая девушка на галерее держала его левой рукой и следила за мной только вполглаза, я знал, что она не промахнётся. Она за секунду-другую легко могла застрелить всех нас троих, стоявших внизу. Но сейчас три четверти её внимания принадлежали человеку, сидевшему на металлическом мостике у её ног.
Гриф Хаттон привалился к стене, а кровь толчками выбивалась из отверстия в левой части груди. Он был уже мёртв, и когда Элеонора отвернулась от него и посмотрела в нашу сторону, её взгляд был полон ярости.
Выбравшийся из жёлоба Кесслер сдвинулся вправо, закрывая собой госпожу фон Грюнвальд.
- Ну что?! – голос Элеоноры теперь был действительно криком. – Теперь вы довольны?!
Где-то позади тяжёлые подкованные ботинки грохотали по металлическому настилу. Штурмовая группа была совсем рядом и спешила изо всех сил. Но я понимал, что они не успеют. И не успели бы. Потому что всё остальное заняло меньше секунды.
Я увидел разом и глаза кронпринцессы фон Грюнвальд и отчаянный взгляд обернувшегося Кесслера, словно он хотел закричать «Нет!» - и понял, что сейчас произойдёт. Элеонора целилась именно в Кесслера, который убил Грифа, а Аннерозе собиралась толкнуть адмирала обратно в жёлоб, спасая от выстрела. Но тогда она сама окажется на линии огня.
Я бросился влево и врезался сразу в обоих. Что-то обожгло мне бок, я ударился о край жёлоба, о чей-то локоть, столкнулся с госпожой фон Грюнвальд головами так, что звёзды посыпались из глаз… Впрочем, это были не звёзды, а мелькнувшие перед глазами брызги металла, выбитые вторым выстрелом… Снова удар – это мы повалились в жёлоб, я упал на Аннерозе сверху, а потом на нас навалился успевший опомниться Кесслер. Правый бок болел ужасно.
Сверху стреляли подоспевшие штурмовики, и пока ещё, похоже, ни в кого не попали. И стреляли они хуже Кесслера или Элеоноры, и, видимо, растерялись в первые секунды, не зная что делать – прикрывать нас огнём, спрыгнуть и прикрывать собой, пытаться вытащить?
Из-за навалившегося на меня Кесслера я почти ничего не видел, кроме отражённых в металле вспышек.
- Не вставать! – прошипел Кесслер. – Вы ранены, ваше высочество?
Я понял, что последний стон был моим. Да и предыдущий, наверное, тоже.
- Кажется, нет…
- Это я стонал, - процедил я сквозь зубы. Чёрт, как больно!
Треск бластеров стал тише. Преследуют, что ли? Почему нас не поднимают тогда? Приглушённый чем-то раздался голос Элеоноры:
- Теперь только смерть сможет нас примирить!
Не преследуют ещё, а здесь стреляют… А слышно хуже потому, что я теряю…
@темы: Легенда о героях Галактики