Глава 1. Введение.
В 1209 году в нынешней Южной Франции началась война против ереси. читать дальшеЭта война быстро превратилась в борьбу за политическую власть над регионом, чего начавший её папа Иннокентий III вовсе не имел в виду. Когда началась война, эта область ни в культурном, ни в языковом отношении не была французской. Ещё долго после 1218 года этот регион был известен как Лангедок, поскольку его жители утвердительно отвечали «ок», в отличие от тех, кто на севере, в Лангедойле, отвечали на старофранцузском «ойль». В последнее время историки, литературоведы, социологи и сами жители региона стали называть эту территорию Окситанией, ещё одним составным названием, но более простым для англоязычных.
Ересь, сторонников которой её хулители именовали «катарами» или «альбигойцами», сосуществовала в Окситании с ортодоксальным христианством более полувека. Хотя истинная природа и происхождение катаризма остаются спорными, катары признавали два божества, божество света и божество тьмы. Небеса, царство духа и человеческие души принадлежали богу света, а всё телесное, включая тела, в которых эти души были заключены, принадлежало богу тьмы. Катары верили, что пройдя строгую очистительную церемонию, известную как консоламентум, их души после смерти смогут бежать из физического мира и воссоединиться с Богом. Без этого обряда души перевоплощались бы в другие человеческие тела или даже в животных и должны были бы прожить ещё одну жизнь во зле земного мира. Иерархия катаров состояла из епископов и священников, известных как «совершенные» или «добрые люди», которые прошли консоламентум и могли уделять его другим. «Совершенные» были ядром «священнического класса» катарской церкви. Совершенные не могли есть ничего, происходящего от совокупления, кроме рыбы, чтобы не съесть заключающее в себе перевоплощённую душу, что с практической точки зрения означало вегетарианство. Они также практиковали безбрачие, так как не желали создать ещё один телесный сосуд, уловляющий душу. «Совершенные» жили простой жизнью, и в целом зависели от милостыни credentes, рядовых последователей, которые верили в догматы катаризма, но не проходили консоламентум, пока не оказывались на смертном одре. Поскольку катары использовали Новый Завет и жили среди христиан, провести различие между христианином и катаром, который хотел скрыться, было крайне трудно.
Большой проблемой было то, что «совершенные» имели репутацию более простых, скромных, бедных и заботливых людей, нежели существующая церковь. Ересь, столь привлекательная, что ей соблазнялись дворяне, защищавшие своих последователей, не могла сосуществовать с Римом. Папы отправляли служителей на проповедь против катаризма с середины двенадцатого века. Но даже такая великая религиозная личность как Бернар Клервосский, добилась лишь кратковременного успеха в пресечении распространения ереси, не говоря уж о её уничтожении. На Третьем Латеранском соборе 1179 года 27-й канон метал громы и молнии против альбигойцев, анафемствуя не только их, но и тех, кто поддерживал, укрывал их или хотя бы торговал с ними. Не далее как через два года заявление папского легата побудило небольшое войско после кратковременной осады захватить Лавор и принудить его к возвращению в лоно(?). Один незначительный и временный успех продемонстрировал возможности этого средства, но больше военных экспедиций не последовало. Клирики и папы могли выступать с осуждением ситуации в Окситании, но новых поводов в пользу насильственного решения просто не было. Таким образом, ситуация сохранялась в следующие несколько десятилетий.
Со вступлением на престол папы Иннокентия III ситуация на юге начала меняться. Иннокентия безусловно считают величайшим организатором крестовых походов среди всех пап, так как он поддерживал четвёртый и пятый крестовые походы, и обеспечивал более активную деятельность крестоносцев от Пиренейского полуострова до Балтики. Будучи преисполнен решимости вернуть христианские земли в других странах и отстоять христианство дома, папа вербовал столько крестоносцев и тратил столько сокровищ, сколько мог, чтобы достичь целей, считавшихся тогда похвальными. До 1208 года Иннокентий переписывался с Бернардом, архиепископом Оша, южным прелатом, и Раймоном VI, графом Тулузы, призывая действовать против ереси и угрожая в том случае, если граф ничего не сделает. В 1204 и 1205 годах папа увещевал короля Франции Филиппа-Августа или его сына принца Луи действовать против еретиков, но король был слишком занят захватом и удержанием континентальных владений своих противников в Анжу, чтобы заниматься южными делами. В 1207 году папа дошёл до того, что предложил индульгенцию, отпущение грехов, тем, кто последует за Филиппом на юг для истребления ереси, так же как предлагавшуюся крестоносцам в Леванте. Французский король по-прежнему не желал принять крест. В 1208 году папский легат Пётр де Кастельно, был убит после враждебной встречи с Раймоном VI, которого в этом убийстве обвинял и Иннокентий III, и другие. Убийство легата, человека, который был не просто папским посланником, но олицетворял в себе папскую власть, было словно удар кинжала в сердце церкви. Хотя катары не несли ответственности за какой-либо заговор или совершённое убийство, папа использовал гибель Петра де Кастельно не только для давления на Раймона VI, который был отлучён и лишён права на свои владения, но и призвал верующих христиан искоренить ересь в землях тулузского графа силой. В сущности, Иннокентий III санкционировал применение военной силы в религиозном вопросе против христианской страны. Он обещал тем, кто отправится в поход отпущение грехов – индульгенцию – награду, которая была в ходу, по крайней мере, со времён первого крестового похода. Благодаря этому убийству и широким обещаниям индульгенций папа, наконец, нашёл благодарную аудиторию, готовую отомстить врагам церкви, избавиться от церковного наказания и получить прощение грехов. Это убийство и индульгенции заставили ревностных мужей принимать крест и идти на юг против других ревностных мужей, начав ужасную эпоху войны, резни, преследований и завоеваний. Основная причина войны, ересь, её поддержка дворянами или молчаливое согласие с ней, существовала уже более полувека, но потребовалось убийство Петра де Кастельно, чтобы начать борьбу.
Политическая ситуация в Окситании накануне крестового похода.
Как отмечают Джозеф Стрейер и другие, Окситания в начале тринадцатого века – это не государство, а область со слабо определёнными границами. Она никоим образом не была французской, да, кроме того, в тринадцатом веке никто не думал о королевстве или области, где проживал, как думают люди двадцать первого века о своей национальности. Большая часть Окситании относилась к «regnum Francorum», «королевству франков», с тех пор, как династия Меровингов навязала большей её части свою гегемонию в шестом веке. В высоком средневековье это означало, что французский король, находившийся далеко на севере своего государства, теоретически мог рассчитывать на поддержку, верность и преданность жителей Окситании, от высших дворян, таких как граф тулузский, до самого скромного крестьянина. Эта теория, однако, мало что говорит о реальном положении дел. Король Франции не больше мог требовать преданности от дворян Окситании, чем граф тулузский от тех жителей региона, которые далеко отстояли от него на социальной лестнице (?). Окситанию никто не контролировал; скорее, она была путаницей владений, в рамках которой благородные семьи заключали браки и образовывали как формальные, так и неформальные союзы друг с другом, а также со знатью и королями других регионов. Таким образом, попытка выяснить кого барон действительно поддерживал, могла оказаться неудачной даже для самого прилежного исследователя, как тогда, так и сейчас.
Самыми видными представителями знати в центральной части Окситании были графы Тулузы. Графы регулярно заключали браки с королевскими потомками, а иногда были подходящей партией для королей. Положение высшей знати в регионе не обязательно приносило им богатство, безопасность и контроль над графством. Они не властвовали в Окситании, но были скорее первыми среди равных. В культурные, языковые и региональные границы Окситании включались Гаскония и Аквитания, современная юго-западная и западно-центральная Франция и Прованс на востоке. Как и все земли «regnum Francorum», западные территории в конечном счёте принадлежали королю Франции, но значительная часть восточной Окситании находилась под верховенством королей и императоров Германии. Де-факто, в начале тринадцатого века власть над территориями, лежавшими к западу от владений графа тулузского, принадлежала герцогу Аквитании. Их власть осложнялась тем фактом, что с 1152 года герцоги Аквитании были также королями Англии. Тем не менее, король Англии в качестве герцога должен был приносить оммаж королю Франции за его окситанские земли. Во второй половине двенадцатого века у графов тулузских были постоянные конфликты на западной границе с их анжуйскими соседями, так как каждый пытался расширить своё влияние с помощью военной силы, используя брачные или кровные связи в качестве предлога. Как выразился Ричард Бенджамин, это привело к «сорокалетней войне» между анжуйцами и Раймондинами, продолжавшейся до конца столетия. В 1196 году делу очень помог брак между Раймоном VI и Джоан, сестрой Ричарда I. Ричард преподнёс в дар область Ажена в Аквитании Раймону VI как приданое своей сестры. Джоан умерла всего через три года, в 1199 году, но граф Тулузский принёс оммаж за Ажен от имени своего малолетнего сына. Когда началась окситанская война, Иоанн, король Англии, в основном не мог защитить интересы своего племянника (и вассала) или свои собственные в Окситании до 1212 года, и совершил очень мало, когда, в конце концов, попытался это сделать. Между попытками вернуть назад северные территории, такие как Нормандия, отторгнутые французским королём после 1204 года, продолжавшимися проблемами с папством, поражением его союзников, которое они потерпели от французской короны в 1214 году, стремлением предотвратить вторжение французского принца Луи в Англию в 1216, Иоанн имел мало времени и сил для вмешательства на юге.
После 1196 года наиболее серьёзные проблемы были у Раймона VI на востоке, со своим близким соседом, виконтом Безье, Каркассона и Альби. Их общая граница была самым большим очагом катарской ереси, что, быть может, симптоматично для политических проблем пограничного региона. Титул виконта возник как административный в раннем средневековье, обозначая доверенное лицо графа или управляющего части графства, но в высоком средневековье виконты часто правили независимо от любой высшей власти, как это в значительной степени было в Окситании. С помощью тщательной стратегии браков, восходящей к концу одиннадцатого века, Тренкавели, династия, занимавшая должность виконтов Безье, приобрела права высшей знати. Несмотря на ожесточённое соперничество между Тренкавелями Безьерскими и Раймондинами Тулузскими, обе династии были тесно связаны. В 1209 году граф тулузский был дядей виктонта Безье.
Кому принадлежало право «владеть» или распоряжаться землями Тренкавелей, стало самой большой политической проблемой окситанской войны. Помимо юга и востока, виконт Безье был обязан вассалитетом за большую часть своих владений графу Барселоны, который в 1137 году запутал вопрос ещё сильнее, став через брак королём Арагона. Арагонский король был самостоятельным окситанским владетелем, владея различными местностями в Провансе, включая район Монпелье. Классификация титулов усложнилась ещё больше, когда в 1204 году король Арагона, Педро II, стал искать покровительства папы и возможной финансовой помощи для крестового похода против мусульман. Чтобы добиться этого, он сделался папским вассалом, уступив своё королевство папе. В результате стало ещё сложнее определить, кто должен получить земли Тренкавеля после его [Педро] гибели в 1213 году, поскольку не было ясно, включали ли владения, уступленные Педро в 1204 году, земли за пределами королевства Арагон, то есть, в Окситании. В начале тринадцатого века наблюдалось усиление роли арагонского короля в регионе, теоретически бывшим частью французского королевства, отчасти потому что арагонский монарх был более активен в Окситании, отчасти потому, что он происходил из страны, более близкой к Окситании, чем Франция. Углубляя династические связи в регионе, сестра Педро II вышла замуж за Раймона VI в 1209 году, через десять лет после смерти анжуйской жены графа. Это сделало графа Тулузы прошлым и будущим зятем двух разных монархов и дядей своего важнейшего соперника в регионе. В первые годы окситанской войны король Арагона был больше озабочен Реконкистой в Испании. Эта занятость продолжалась до 1212 года, когда совместно с королём Кастилии Педро II сумел добиться решающей победы над Альмохадами в битве при Лас-Навас-де-Толоса. Тем не менее, уже в первое лето войны, в 1209 году, Педро II стал больше вмешиваться в происходящее в Окситании, чтобы сохранить и усилить свои владетельные права, и поддержать своих родственников и вассалов. К 1213 году, избавленный от забот о мусульманах в Испании и всё более беспокоимый господством Симона де Монфора в Окситании, Педро II оказался вовлечён сначала в дипломатическое, а затем в военное столкновение на стороне южан. Это вмешательство стоило ему жизни и во многом закрыло возможность арагонской экспансии в Окситании.
К востоку от Роны, в Бургундии и Провансе, Окситания представляла из себя мешанину притязаний, связей и наследственных владений. Эта область не играла в войне большой роли до 1216 года. Большая её часть официально принадлежала германским императорам, на стороне которых были старые притязания, восходящие к одиннадцатому веку, но мало действительной власти. Однако в 1156 году императорская власть стала более реальной, так как император Фридрих Барбаросса женился на наследнице Бургундии, что делало его не только феодальным сюзереном, но и действительным владельцем. Конечно, основные интересы Фридриха находились в других местах, и имперская власть оставалась слабой на протяжении двенадцатого века. Все виды имперского влияния были иллюзорными на протяжении окситанской войны, так как дома, соперничающие за императорский трон – Гогенштауфены и Вельфы – сражались за власть над империей и по большей части не заботились о происходящем в Окситании. Самая южная часть восточной Окситании, к югу от реки Дюранс, оспаривалась графами Тулузы и Барселоны (впоследствии королями Арагона) с начала двенадцатого века. После 1125 года соперничающие дома поделили регион между собой, графы тулузские контролировали некоторые города на Роне и земли к северу от реки Дюранс, называя себя «маркизами Прованса», в то время как область к югу от Дюранса эпизодически контролировалась родичами графов-королей Барселоны или самими королями-графами. Хотя эти дома иногда вступали в борьбу за первенство в восточной Окситании, многие процветающие города в этой области, особенно вдоль Роны, жили по большей части без какой-либо внешней власти.
Кому в конечном итоге принадлежала верность окситанской знати? В сущности, никому. Верность и преданность зависели от брачных союзов, личных соглашений и сомнительных землевладельческих титулов. Последние были особенно изменчивы, и старая поговорка «владение – это девять десятых права» оставалась истинной. Чёрно-белых границ ни в Окситании, ни где-либо ещё в Западной Европе в то время не было. В сущности, монархи и знать имели зоны влияния с неясными границами, которые быстро менялись в результате брака, смерти или войны. Хотя наследные права оставались самым важным критерием в оценке власти, фактическая принадлежность имела столь же большой или даже больший вес. Если владетель не мог подкрепить свою власть военной силой, право рождения или брака мало что значили. Знатный человек, раз приобретя военным путём контроль над территорией, претендовал на его сохранение. Изменчивость политической власти в ту эпоху – это именно то, что использовал почти девять лет Симон де Монфор. Его право на южные земли, обеспеченное завоеванием, было более весомым козырем, чем законное наследование, браки, личные связи и правовые обычаи.
В значительной степени подобный принцип владения действовал и ниже по социальной лестнице. И гораздо более скромные дворяне управляли землями, как если бы они принадлежали им напрямую, даже если теоретически обязаны были за них оммажем кому-то другому. Если сюзерен не подкреплял активно свои права, он не контролировал тех, кто держал поместья от него. Например, владетели Кабарета, державшие замки, расположенные высоко в Чёрных Горах, считались вассалами виконтов Безье. На практике эти владетели прислушивались к виконтам лишь когда их это устраивало, и не было никакого способа заставить их делать то, что они делать не хотели, за исключением военной экспедиции, которая выгнала бы их из горных укрытий. А это требовало бы больше усилий, чем виконты безьерские готовы были предпринять, и потому владетели Кабарета жили «царями горы», пока расстановка политических сил не изменилась с началом окситанской войны. Альянсы и контр-альянсы, ссоры, и местные, локальные войны были повсеместными в Западной Европе, и никто из дворян не сомневался в справедливости этой системы. Преобразование региона в нечто единое, отчасти контролируемое извне, было привнесено внешним фактором, в данном случае крестовым походом, который опрокинул политический и военный порядок Окситании.
Была ещё одна сфера влияния, которую нельзя пропускать при рассмотрении Окситании 1209 года: растущая экономическая, политическая и военная сила городов, особенно, крупнейшего в регионе города, Тулузы. В большей части Западной Европы, включая Окситанию, городские центры бурно развивались на протяжении двенадцатого века, так как растущее население создавало спрос, а заморская торговля, как с исламским миром, так и с владениями крестоносцев, расширялась. Наряду с ростом экономического и политического могущества окситанских городов росла их военная сила. Как известно любому туристу, путешествовавшему по внутренним областям Франции, города и даже небольшие деревни располагались в расчёте на удобство обороны, используя рельеф местности для усиления любых воздвигаемых защитных сооружений. Путешествуя по современным Средним Пиренеям, области Лангедока-Руссильона, главному театру военных действий альбигойского крестового похода, можно видеть небольшие городки, расположенные на самых высоких холмах посреди окружающей их равнины, или, что впечатляет ещё больше, на крутых скалах и плато высоко в горах. Помимо природных оборонительных преимуществ, большинство городов имели развитые стены и защитные сооружения. Поэтому многие города Окситании именовались castrum, что означает «укреплённое место». Большинство этих castra могли противостоять любому противнику, кроме только лишь самых непреклонных, и потому южные владетели до 1209 года редко докучали им осадами.
Крупнейшие населённые пункты имели не только грозные укрепления, но также военные и финансовые средства для обороны в течение долгого времени. Тулуза, например, представляла собой в 1209 году большой, процветающий город с населением в 30 – 35 тысяч человек, занимая первое место в регионе по численности населения, богатству и влиянию. Как и многие другие города в разных местах Европы двенадцатого столетия, Тулуза к 1209 году сделалась независимой, политически самостоятельной общиной со своим собственным городским правительством. Хотя графы Тулузы ещё использовали городскую цитадель, Нарбоннский замок, как свою резиденцию, ко времени окситанской войны у графов почти не осталось власти над городом. Как узнали к своей досаде крестоносцы в 1217 году, Нарбоннский замок лучше всего служил для того, чтобы не дать людям извне войти в город, но не для контроля над населением Тулузы или защиты от него. Города Окситании часто контролировались епископами, что вызывало сильнейшие трения между горожанами и прелатами. Как узнал Фульк Марсельский, епископ Тулузы во время окситанской войны, высокомерный и властный прелат без военной силы, поддерживающей его права, будет легко нейтрализован. Тулуза была не только независимым политическим образованием, не принадлежащим никому, она за годы до альбигойского крестового похода стала самостоятельной военной силой. Её ополчение за 1202 – 1204 годы осаждало почти две дюжины других городов или сражалось с их владельцами, в лучшем случае установив то, что Джон Манди назвал contado (независимый город-государство), в худшем заключив с соседями благоприятные для себя договоры. Как экономическую, политическую и военную силу, Тулузу не могли игнорировать посторонние, ни окситанская знать до 1209 года, ни Симон де Монфор после. Хотя граждане Тулузы проявили себя неорганизованными и слабыми между 1209 и 1211 годами, в моменты кризисов, начиная с 1211 года, эта внешняя слабость быстро превращалась в жёсткий единый фронт.
В 1209 году в нынешней Южной Франции началась война против ереси. читать дальшеЭта война быстро превратилась в борьбу за политическую власть над регионом, чего начавший её папа Иннокентий III вовсе не имел в виду. Когда началась война, эта область ни в культурном, ни в языковом отношении не была французской. Ещё долго после 1218 года этот регион был известен как Лангедок, поскольку его жители утвердительно отвечали «ок», в отличие от тех, кто на севере, в Лангедойле, отвечали на старофранцузском «ойль». В последнее время историки, литературоведы, социологи и сами жители региона стали называть эту территорию Окситанией, ещё одним составным названием, но более простым для англоязычных.
Ересь, сторонников которой её хулители именовали «катарами» или «альбигойцами», сосуществовала в Окситании с ортодоксальным христианством более полувека. Хотя истинная природа и происхождение катаризма остаются спорными, катары признавали два божества, божество света и божество тьмы. Небеса, царство духа и человеческие души принадлежали богу света, а всё телесное, включая тела, в которых эти души были заключены, принадлежало богу тьмы. Катары верили, что пройдя строгую очистительную церемонию, известную как консоламентум, их души после смерти смогут бежать из физического мира и воссоединиться с Богом. Без этого обряда души перевоплощались бы в другие человеческие тела или даже в животных и должны были бы прожить ещё одну жизнь во зле земного мира. Иерархия катаров состояла из епископов и священников, известных как «совершенные» или «добрые люди», которые прошли консоламентум и могли уделять его другим. «Совершенные» были ядром «священнического класса» катарской церкви. Совершенные не могли есть ничего, происходящего от совокупления, кроме рыбы, чтобы не съесть заключающее в себе перевоплощённую душу, что с практической точки зрения означало вегетарианство. Они также практиковали безбрачие, так как не желали создать ещё один телесный сосуд, уловляющий душу. «Совершенные» жили простой жизнью, и в целом зависели от милостыни credentes, рядовых последователей, которые верили в догматы катаризма, но не проходили консоламентум, пока не оказывались на смертном одре. Поскольку катары использовали Новый Завет и жили среди христиан, провести различие между христианином и катаром, который хотел скрыться, было крайне трудно.
Большой проблемой было то, что «совершенные» имели репутацию более простых, скромных, бедных и заботливых людей, нежели существующая церковь. Ересь, столь привлекательная, что ей соблазнялись дворяне, защищавшие своих последователей, не могла сосуществовать с Римом. Папы отправляли служителей на проповедь против катаризма с середины двенадцатого века. Но даже такая великая религиозная личность как Бернар Клервосский, добилась лишь кратковременного успеха в пресечении распространения ереси, не говоря уж о её уничтожении. На Третьем Латеранском соборе 1179 года 27-й канон метал громы и молнии против альбигойцев, анафемствуя не только их, но и тех, кто поддерживал, укрывал их или хотя бы торговал с ними. Не далее как через два года заявление папского легата побудило небольшое войско после кратковременной осады захватить Лавор и принудить его к возвращению в лоно(?). Один незначительный и временный успех продемонстрировал возможности этого средства, но больше военных экспедиций не последовало. Клирики и папы могли выступать с осуждением ситуации в Окситании, но новых поводов в пользу насильственного решения просто не было. Таким образом, ситуация сохранялась в следующие несколько десятилетий.
Со вступлением на престол папы Иннокентия III ситуация на юге начала меняться. Иннокентия безусловно считают величайшим организатором крестовых походов среди всех пап, так как он поддерживал четвёртый и пятый крестовые походы, и обеспечивал более активную деятельность крестоносцев от Пиренейского полуострова до Балтики. Будучи преисполнен решимости вернуть христианские земли в других странах и отстоять христианство дома, папа вербовал столько крестоносцев и тратил столько сокровищ, сколько мог, чтобы достичь целей, считавшихся тогда похвальными. До 1208 года Иннокентий переписывался с Бернардом, архиепископом Оша, южным прелатом, и Раймоном VI, графом Тулузы, призывая действовать против ереси и угрожая в том случае, если граф ничего не сделает. В 1204 и 1205 годах папа увещевал короля Франции Филиппа-Августа или его сына принца Луи действовать против еретиков, но король был слишком занят захватом и удержанием континентальных владений своих противников в Анжу, чтобы заниматься южными делами. В 1207 году папа дошёл до того, что предложил индульгенцию, отпущение грехов, тем, кто последует за Филиппом на юг для истребления ереси, так же как предлагавшуюся крестоносцам в Леванте. Французский король по-прежнему не желал принять крест. В 1208 году папский легат Пётр де Кастельно, был убит после враждебной встречи с Раймоном VI, которого в этом убийстве обвинял и Иннокентий III, и другие. Убийство легата, человека, который был не просто папским посланником, но олицетворял в себе папскую власть, было словно удар кинжала в сердце церкви. Хотя катары не несли ответственности за какой-либо заговор или совершённое убийство, папа использовал гибель Петра де Кастельно не только для давления на Раймона VI, который был отлучён и лишён права на свои владения, но и призвал верующих христиан искоренить ересь в землях тулузского графа силой. В сущности, Иннокентий III санкционировал применение военной силы в религиозном вопросе против христианской страны. Он обещал тем, кто отправится в поход отпущение грехов – индульгенцию – награду, которая была в ходу, по крайней мере, со времён первого крестового похода. Благодаря этому убийству и широким обещаниям индульгенций папа, наконец, нашёл благодарную аудиторию, готовую отомстить врагам церкви, избавиться от церковного наказания и получить прощение грехов. Это убийство и индульгенции заставили ревностных мужей принимать крест и идти на юг против других ревностных мужей, начав ужасную эпоху войны, резни, преследований и завоеваний. Основная причина войны, ересь, её поддержка дворянами или молчаливое согласие с ней, существовала уже более полувека, но потребовалось убийство Петра де Кастельно, чтобы начать борьбу.
Политическая ситуация в Окситании накануне крестового похода.
Как отмечают Джозеф Стрейер и другие, Окситания в начале тринадцатого века – это не государство, а область со слабо определёнными границами. Она никоим образом не была французской, да, кроме того, в тринадцатом веке никто не думал о королевстве или области, где проживал, как думают люди двадцать первого века о своей национальности. Большая часть Окситании относилась к «regnum Francorum», «королевству франков», с тех пор, как династия Меровингов навязала большей её части свою гегемонию в шестом веке. В высоком средневековье это означало, что французский король, находившийся далеко на севере своего государства, теоретически мог рассчитывать на поддержку, верность и преданность жителей Окситании, от высших дворян, таких как граф тулузский, до самого скромного крестьянина. Эта теория, однако, мало что говорит о реальном положении дел. Король Франции не больше мог требовать преданности от дворян Окситании, чем граф тулузский от тех жителей региона, которые далеко отстояли от него на социальной лестнице (?). Окситанию никто не контролировал; скорее, она была путаницей владений, в рамках которой благородные семьи заключали браки и образовывали как формальные, так и неформальные союзы друг с другом, а также со знатью и королями других регионов. Таким образом, попытка выяснить кого барон действительно поддерживал, могла оказаться неудачной даже для самого прилежного исследователя, как тогда, так и сейчас.
Самыми видными представителями знати в центральной части Окситании были графы Тулузы. Графы регулярно заключали браки с королевскими потомками, а иногда были подходящей партией для королей. Положение высшей знати в регионе не обязательно приносило им богатство, безопасность и контроль над графством. Они не властвовали в Окситании, но были скорее первыми среди равных. В культурные, языковые и региональные границы Окситании включались Гаскония и Аквитания, современная юго-западная и западно-центральная Франция и Прованс на востоке. Как и все земли «regnum Francorum», западные территории в конечном счёте принадлежали королю Франции, но значительная часть восточной Окситании находилась под верховенством королей и императоров Германии. Де-факто, в начале тринадцатого века власть над территориями, лежавшими к западу от владений графа тулузского, принадлежала герцогу Аквитании. Их власть осложнялась тем фактом, что с 1152 года герцоги Аквитании были также королями Англии. Тем не менее, король Англии в качестве герцога должен был приносить оммаж королю Франции за его окситанские земли. Во второй половине двенадцатого века у графов тулузских были постоянные конфликты на западной границе с их анжуйскими соседями, так как каждый пытался расширить своё влияние с помощью военной силы, используя брачные или кровные связи в качестве предлога. Как выразился Ричард Бенджамин, это привело к «сорокалетней войне» между анжуйцами и Раймондинами, продолжавшейся до конца столетия. В 1196 году делу очень помог брак между Раймоном VI и Джоан, сестрой Ричарда I. Ричард преподнёс в дар область Ажена в Аквитании Раймону VI как приданое своей сестры. Джоан умерла всего через три года, в 1199 году, но граф Тулузский принёс оммаж за Ажен от имени своего малолетнего сына. Когда началась окситанская война, Иоанн, король Англии, в основном не мог защитить интересы своего племянника (и вассала) или свои собственные в Окситании до 1212 года, и совершил очень мало, когда, в конце концов, попытался это сделать. Между попытками вернуть назад северные территории, такие как Нормандия, отторгнутые французским королём после 1204 года, продолжавшимися проблемами с папством, поражением его союзников, которое они потерпели от французской короны в 1214 году, стремлением предотвратить вторжение французского принца Луи в Англию в 1216, Иоанн имел мало времени и сил для вмешательства на юге.
После 1196 года наиболее серьёзные проблемы были у Раймона VI на востоке, со своим близким соседом, виконтом Безье, Каркассона и Альби. Их общая граница была самым большим очагом катарской ереси, что, быть может, симптоматично для политических проблем пограничного региона. Титул виконта возник как административный в раннем средневековье, обозначая доверенное лицо графа или управляющего части графства, но в высоком средневековье виконты часто правили независимо от любой высшей власти, как это в значительной степени было в Окситании. С помощью тщательной стратегии браков, восходящей к концу одиннадцатого века, Тренкавели, династия, занимавшая должность виконтов Безье, приобрела права высшей знати. Несмотря на ожесточённое соперничество между Тренкавелями Безьерскими и Раймондинами Тулузскими, обе династии были тесно связаны. В 1209 году граф тулузский был дядей виктонта Безье.
Кому принадлежало право «владеть» или распоряжаться землями Тренкавелей, стало самой большой политической проблемой окситанской войны. Помимо юга и востока, виконт Безье был обязан вассалитетом за большую часть своих владений графу Барселоны, который в 1137 году запутал вопрос ещё сильнее, став через брак королём Арагона. Арагонский король был самостоятельным окситанским владетелем, владея различными местностями в Провансе, включая район Монпелье. Классификация титулов усложнилась ещё больше, когда в 1204 году король Арагона, Педро II, стал искать покровительства папы и возможной финансовой помощи для крестового похода против мусульман. Чтобы добиться этого, он сделался папским вассалом, уступив своё королевство папе. В результате стало ещё сложнее определить, кто должен получить земли Тренкавеля после его [Педро] гибели в 1213 году, поскольку не было ясно, включали ли владения, уступленные Педро в 1204 году, земли за пределами королевства Арагон, то есть, в Окситании. В начале тринадцатого века наблюдалось усиление роли арагонского короля в регионе, теоретически бывшим частью французского королевства, отчасти потому что арагонский монарх был более активен в Окситании, отчасти потому, что он происходил из страны, более близкой к Окситании, чем Франция. Углубляя династические связи в регионе, сестра Педро II вышла замуж за Раймона VI в 1209 году, через десять лет после смерти анжуйской жены графа. Это сделало графа Тулузы прошлым и будущим зятем двух разных монархов и дядей своего важнейшего соперника в регионе. В первые годы окситанской войны король Арагона был больше озабочен Реконкистой в Испании. Эта занятость продолжалась до 1212 года, когда совместно с королём Кастилии Педро II сумел добиться решающей победы над Альмохадами в битве при Лас-Навас-де-Толоса. Тем не менее, уже в первое лето войны, в 1209 году, Педро II стал больше вмешиваться в происходящее в Окситании, чтобы сохранить и усилить свои владетельные права, и поддержать своих родственников и вассалов. К 1213 году, избавленный от забот о мусульманах в Испании и всё более беспокоимый господством Симона де Монфора в Окситании, Педро II оказался вовлечён сначала в дипломатическое, а затем в военное столкновение на стороне южан. Это вмешательство стоило ему жизни и во многом закрыло возможность арагонской экспансии в Окситании.
К востоку от Роны, в Бургундии и Провансе, Окситания представляла из себя мешанину притязаний, связей и наследственных владений. Эта область не играла в войне большой роли до 1216 года. Большая её часть официально принадлежала германским императорам, на стороне которых были старые притязания, восходящие к одиннадцатому веку, но мало действительной власти. Однако в 1156 году императорская власть стала более реальной, так как император Фридрих Барбаросса женился на наследнице Бургундии, что делало его не только феодальным сюзереном, но и действительным владельцем. Конечно, основные интересы Фридриха находились в других местах, и имперская власть оставалась слабой на протяжении двенадцатого века. Все виды имперского влияния были иллюзорными на протяжении окситанской войны, так как дома, соперничающие за императорский трон – Гогенштауфены и Вельфы – сражались за власть над империей и по большей части не заботились о происходящем в Окситании. Самая южная часть восточной Окситании, к югу от реки Дюранс, оспаривалась графами Тулузы и Барселоны (впоследствии королями Арагона) с начала двенадцатого века. После 1125 года соперничающие дома поделили регион между собой, графы тулузские контролировали некоторые города на Роне и земли к северу от реки Дюранс, называя себя «маркизами Прованса», в то время как область к югу от Дюранса эпизодически контролировалась родичами графов-королей Барселоны или самими королями-графами. Хотя эти дома иногда вступали в борьбу за первенство в восточной Окситании, многие процветающие города в этой области, особенно вдоль Роны, жили по большей части без какой-либо внешней власти.
Кому в конечном итоге принадлежала верность окситанской знати? В сущности, никому. Верность и преданность зависели от брачных союзов, личных соглашений и сомнительных землевладельческих титулов. Последние были особенно изменчивы, и старая поговорка «владение – это девять десятых права» оставалась истинной. Чёрно-белых границ ни в Окситании, ни где-либо ещё в Западной Европе в то время не было. В сущности, монархи и знать имели зоны влияния с неясными границами, которые быстро менялись в результате брака, смерти или войны. Хотя наследные права оставались самым важным критерием в оценке власти, фактическая принадлежность имела столь же большой или даже больший вес. Если владетель не мог подкрепить свою власть военной силой, право рождения или брака мало что значили. Знатный человек, раз приобретя военным путём контроль над территорией, претендовал на его сохранение. Изменчивость политической власти в ту эпоху – это именно то, что использовал почти девять лет Симон де Монфор. Его право на южные земли, обеспеченное завоеванием, было более весомым козырем, чем законное наследование, браки, личные связи и правовые обычаи.
В значительной степени подобный принцип владения действовал и ниже по социальной лестнице. И гораздо более скромные дворяне управляли землями, как если бы они принадлежали им напрямую, даже если теоретически обязаны были за них оммажем кому-то другому. Если сюзерен не подкреплял активно свои права, он не контролировал тех, кто держал поместья от него. Например, владетели Кабарета, державшие замки, расположенные высоко в Чёрных Горах, считались вассалами виконтов Безье. На практике эти владетели прислушивались к виконтам лишь когда их это устраивало, и не было никакого способа заставить их делать то, что они делать не хотели, за исключением военной экспедиции, которая выгнала бы их из горных укрытий. А это требовало бы больше усилий, чем виконты безьерские готовы были предпринять, и потому владетели Кабарета жили «царями горы», пока расстановка политических сил не изменилась с началом окситанской войны. Альянсы и контр-альянсы, ссоры, и местные, локальные войны были повсеместными в Западной Европе, и никто из дворян не сомневался в справедливости этой системы. Преобразование региона в нечто единое, отчасти контролируемое извне, было привнесено внешним фактором, в данном случае крестовым походом, который опрокинул политический и военный порядок Окситании.
Была ещё одна сфера влияния, которую нельзя пропускать при рассмотрении Окситании 1209 года: растущая экономическая, политическая и военная сила городов, особенно, крупнейшего в регионе города, Тулузы. В большей части Западной Европы, включая Окситанию, городские центры бурно развивались на протяжении двенадцатого века, так как растущее население создавало спрос, а заморская торговля, как с исламским миром, так и с владениями крестоносцев, расширялась. Наряду с ростом экономического и политического могущества окситанских городов росла их военная сила. Как известно любому туристу, путешествовавшему по внутренним областям Франции, города и даже небольшие деревни располагались в расчёте на удобство обороны, используя рельеф местности для усиления любых воздвигаемых защитных сооружений. Путешествуя по современным Средним Пиренеям, области Лангедока-Руссильона, главному театру военных действий альбигойского крестового похода, можно видеть небольшие городки, расположенные на самых высоких холмах посреди окружающей их равнины, или, что впечатляет ещё больше, на крутых скалах и плато высоко в горах. Помимо природных оборонительных преимуществ, большинство городов имели развитые стены и защитные сооружения. Поэтому многие города Окситании именовались castrum, что означает «укреплённое место». Большинство этих castra могли противостоять любому противнику, кроме только лишь самых непреклонных, и потому южные владетели до 1209 года редко докучали им осадами.
Крупнейшие населённые пункты имели не только грозные укрепления, но также военные и финансовые средства для обороны в течение долгого времени. Тулуза, например, представляла собой в 1209 году большой, процветающий город с населением в 30 – 35 тысяч человек, занимая первое место в регионе по численности населения, богатству и влиянию. Как и многие другие города в разных местах Европы двенадцатого столетия, Тулуза к 1209 году сделалась независимой, политически самостоятельной общиной со своим собственным городским правительством. Хотя графы Тулузы ещё использовали городскую цитадель, Нарбоннский замок, как свою резиденцию, ко времени окситанской войны у графов почти не осталось власти над городом. Как узнали к своей досаде крестоносцы в 1217 году, Нарбоннский замок лучше всего служил для того, чтобы не дать людям извне войти в город, но не для контроля над населением Тулузы или защиты от него. Города Окситании часто контролировались епископами, что вызывало сильнейшие трения между горожанами и прелатами. Как узнал Фульк Марсельский, епископ Тулузы во время окситанской войны, высокомерный и властный прелат без военной силы, поддерживающей его права, будет легко нейтрализован. Тулуза была не только независимым политическим образованием, не принадлежащим никому, она за годы до альбигойского крестового похода стала самостоятельной военной силой. Её ополчение за 1202 – 1204 годы осаждало почти две дюжины других городов или сражалось с их владельцами, в лучшем случае установив то, что Джон Манди назвал contado (независимый город-государство), в худшем заключив с соседями благоприятные для себя договоры. Как экономическую, политическую и военную силу, Тулузу не могли игнорировать посторонние, ни окситанская знать до 1209 года, ни Симон де Монфор после. Хотя граждане Тулузы проявили себя неорганизованными и слабыми между 1209 и 1211 годами, в моменты кризисов, начиная с 1211 года, эта внешняя слабость быстро превращалась в жёсткий единый фронт.
@темы: Окситанская война, История